50 оттенков Островского: коротко о премьерном спектакле Тверского театра драмы
Постановка «Таланты и поклонники» одарила зрителей разнообразием.
«Дорвавшись до вожделенной пустоты, сочинитель оказывается в той темнице, откуда стремился убежать», – написал российский исследователь литературы и критик Андрей Немзер. Это напрямую относится к теме нашего разговора – спектаклю «Таланты и поклонники». В попытке уйти от скуки «замшелой классики» режиссёр-постановщик Александр Павлишин, используя различные средства, попал в постмодернистский тупик. Постановка распалась на несколько отдельных.
Премьера патетической (так определил сам режиссёр. – Ред.) комедии «Таланты и поклонники» прошла 7 октября. Романсы, стихи, стриптиз, отрывки из других произведений… Всё это ждало публику.
Не талантом единым
Как указывают исследователи Анна Журавлёва и Михаил Макеев, история про театр и любителей театра укладывается в традиционную фабулу борьбы за невесту. Провинциальная актриса Александра Негина (арт. Дарья Осташевская) переживает в преддверии бенефиса, иными словами спектакля в её честь. И одновременно вокруг Александры Николаевны закручивается рой воздыхателей.
По замыслу драматурга, героиня сопротивляется напирающему невежеству всяких князей, антрепренёров, помрежей и т.д. Этот мотив ввёл и режиссёр Александр Павлишин. Только один нюанс – Александра Негина в исполнении Дарьи Осташевской кажется по-современному сильной и независимой дамой.
Дарья Викторовна уже третий год работает в Тверском драматическом и не давала повода сомневаться в своём таланте. Просто в этом случае, на мой взгляд, созданный ею образ Негиной требует ещё некоторой «шлифовки». Если её взаимодействие с Никитой Бахметьевым, играющим роль жениха Александры Николаевны, студента Петра Мелузова, выглядит очень органично, то вот реакция в работе с другими исполнителями выглядит немного утрированной.
Вот, к примеру, приход Мелузова к Негиной для того, чтобы дать урок. Героиня, с одной стороны, расположена к своему бедному суженному, делится с ним сокровенными помыслами, а с другой – мысли её уже за праздничным столом, на обеде богача Великатова. И актриса очень любопытно хаотично двигается вокруг статичной фигуры партнёра по сцене, она отыгрывает желание развеяться и поддаться удовольствиям, в то время как Никита Сергеевич воплощает собой незыблемость философии труда и учения. И, в целом, можно сказать, что на контрасте Осташевская и Бахметьев играют великолепно.
Актёр, исполняющий роль бедного «репетитора», вполне убедителен. Его движения сдержанны, его эмоциональный диапазон узок. Этакий несколько асоциальный правдоруб, слепо мечтающий «перевоспитать» актрису. Шаткость его положения подчёркнута такими находками, как спотыкание и даже зависание над пропастью Никиты Бахметьева в нескольких эпизодах.
В тоже время, как мне показалось, князь Дулебов (нар.арт. Владимир Чернышов), чиновник Бакин (арт. Никита Берёзкин) или же антрепренёр Мигаев (арт. Алексей Великотный) не представляют серьёзных «затруднений» для тверской Негиной. Конечно, это будет преувеличением, но в большинстве моментов видно, что Александра Николаевна так сурово настроена, будто может и поколотить недоброжелателей. Может, такое впечатление накладывает роль Дарьи Осташевской из драмы «Калека с острова Инишмаан», или, быть может, это недостаток тонкости актёрской игры вкупе с режиссёрской недоработкой. Уверен, тут есть трамплин для дальнейшего развития.
В связке с фигурой Негиной неясна и основная мысль тверского спектакля – зависимость актрисы от поклонников, умение быть твёрже камня в трудных ситуациях, злость на окружающий мир… Остаётся странное послевкусие с банальным вопросом: «А что хотели сказать?».
Осколки прошлого
Мысль об эмансипированности фигуры Негиной в решении Павлишина внушает также сценография. Всё действие происходит не в 80-х годах XIX века, а в условных 30-х годах ХХ века. Об этом говорят и смокинг на актрисе в открывающей сцене, и модели платьев, и микрофон на сцене, и романсы Вертинского.
Нарочитый перенос времени действия нивелирует значение идей Островского. Всё-таки отгремели уже 2 революции, положение женщин изменилось, и предложения быть «содержанкой» звучит архаизмом.
И тогда напористость Негиной, и беззастенчивость Бакина идут вразрез со сдержанным поведением Домны Пантелевны (засл.арт. Ирина Кириллова) и Мартына Нарокова (арт. Борис Михня). Возрастные артисты существуют на сцене в более классической манере. Или вот, допустим, энергичная, «сочная» расхлябанность Ераста Громизова в исполнении заслуженного артиста Валентина Кулагина и вовсе смотрится более уместной для похождений артиста в 90-х годах прошлого века. Ещё один штрих к этому – костюм.
Драматическую составляющая дополняет музыкальная. Это романсы «Дни бегут», «Жёлтый ангел», «Две Розы», песня «Кого люблю, того здесь нет». Кроме того, актёр Борис Михня в образе помрежа Мартына Нарокова читает стихи. В частности, в финале звучит «Гамлет» Пастернака.
Плюс добавим вкрапления фраз и даже сцен из «Гамлета», «Короля Лира» и «Бесприданницы»… Также присовокупим ко всему вращающийся круг сцены, по которому то уместно, то не к месту двигаются герои.
Всё это в отдельности развлекает и радует, но только в совокупности выглядит избыточным, не оживляя произведение, а превалируя над содержанием. Вспомним слова героя пьесы: «Не хватает у вас грации… грации, меры. А мера-то и есть искусство…». Понятно, что постановщик решил показать театр в театре в театре, но только часть таких элементов отвлекает от основного сюжета. Да, постмодернизм в этом и заключается – в привнесении частей других произведений, которые становятся частью нового. Но только порой очень сложно сопереживать героям, когда они внезапно то перескакивают на другое произведение, то будто бы ещё секунда и выйдут из образов. Ну и, допустим, когда Никита Бахметьев читает монолог «Гамлета», не совсем понятно – это Никита Сергеевич декламирует или Пётр Мелузов.
Что-то похожее с деконструкцией атмосферы и показом «закулисья» было в спектакле-исследовании «Митина любовь» Васильевой в Тверском ТЮЗе. Оттуда же, но из спектакля «Чайка» Вигг растут «уши» переноса действия из эпохи в эпоху. Там, конечно, другой автор, но схожая сценография. Даже микрофон на стойке делает реверанс в эту сторону.
Постмодернизмом отдаёт и то, что финальный диалог Мелузова и Негиной построили как, скажем, обмен мыслями. По-другому выражаясь, они не говорят, но их слова звучат «закадровым голосом». Всё же обмен репликами и расставление точек над «и» глаза в глаза в вербальном варианте был бы выигрышнее.
В то же время, в противовес новым веяниям, идёт игра недавно пришедшего в театр актёра Вячеслава Хархоты. Похоже, что артист знаком с записью спектакля «Таланты и поклонники» 1971 года Московского театра имени Маяковского и вдохновлялся этой постановкой. Сдержанность, умение подать себя, работа мысли и т.д. Всё это присуще созданному Вячеславом Хархотой образу Великатова. Всё это есть и в советском телеспектакле.
В общем, можно сказать, что в многослойной премьере смешались несколько спектаклей – музыкальный, «На тему Островского», части других спектаклей, классическое прочтение Островского и т.д. 50 оттенков Александра Николаевича. К единому знаменателю это не сводится, зато иронично обыгрывается.
50 оттенков
Нужно заметить, что в спектакле есть 2 сцены раздевания, которые, может, и придают происходящему на сцене пикантность, но одновременно заставляют смутиться. Нет, не в том плане, что я – ханжа и осуждаю такое, а в другом – конкретно в этом случае намёкам стоит оставаться намёками. Всё же зритель и так может считать – что господа предлагают даме.
Возрастное ограничение – «16+».
Ближайшие показы – 9 и 16 октября, 5 и 30 ноября.
Читайте также – «Чеховский» Островский: режиссёр Александр Павлишин рассказал о работе над премьерой «Таланты и поклонники».
КОММЕНТАРИИ 0 Войти