Патриарху тверской политики Александру Тягунову исполнилось 78 лет

Накануне дня рождения депутат областного парламента рассказал Tverigrad.ru о крахе Советского Союза, альтернативе Борису Ельцину, трудностях Игоря Рудени и стоимости квадратного метра в Твери.

Александр Тягунов родился в Калинине 31 мая 1940 года. Дата не круглая, но повод для разговора с одним из самых авторитетных людей Тверской области хороший. На интервью Тягунов согласился сразу, но предупредил, что работы много и больше чем на полтора часа разговора рассчитывать не стоит.

Депутат Государственной Думы РФ трех созывов, заместитель губернатора Тверской области осенью 2016 года был избран на второй срок в Законодательное Собрание. Солидный список его регалий и наград ограничим двумя званиями – Почетный гражданин Твери, Почетный гражданин Тверской области.

– Александр Александрович, а ведь вы действительно патриарх тверской политики, согласны?

– Я бы сказал, что, наверное, по возрасту и стажу таких людей больше в Твери не осталось. Три созыва в Государственной Думе, второй срок депутата Законодательного собрания. Но, если вы называете меня патриархом тверской политики, то сам для себя я все равно – коренной строитель. Это моя основная профессия, с которой я буду до конца своих дней.

– Сегодня, на ваш взгляд, на региональном политическом небосклоне есть яркие звезды?

– Политиков уровня Астраханкиной или Суслова, полагаю, нет. Некоторые пытаются позиционировать себя серьезными политиками, но на самом деле они горлопаны. В прежнее время был серьезный кадровый подбор, серьезная управленческая школа, а сегодня человек без образования может руководить профильным комитетом в законодательном органе. Уверен, это неправильно. Именно поэтому фигура губернатора Рудени выделяется на этом фоне. И ему сейчас очень непросто, потому что не на кого особенно опереться.

– Кризис управленцев?

– Например, личностей масштаба Юрия Михайловича Краснова я сегодня не вижу. Самое обидное, что я не наблюдаю даже стремления достигнуть такого уровня. По крайней мере, я не могу назвать ни одного, кто последовательно шел бы к такой высокой цели.

Сейчас строят не хуже, чем в СССР

– Тогда поговорим о строительстве. Вы согласны с тем, что в Советском Союзе строили гораздо лучше чем сейчас?

– Нет, это глупость. Настоящий, профессиональный строитель и раньше строил хорошо, строит хорошо и сейчас. Подходы изменились – это да. Изменилась система подряда, ушло государственное планирование. Сегодня принцип коммерческий – конкурсы, аукционы. Думаю, что в рыночных отношениях действительно нельзя жить принципами советского времени. Вместе с тем алгоритмы взаимодействия в строительном комплексе у нас еще не до конца отработаны. Отсюда мы имеем, например, неправильные сроки начала строительных работ, которые цепляются за все эти аукционы, согласования, разработки документации. Что за дела получаются, когда дороги начинают строить в августе-сентябре?

– Это связано с несовершенством законодательной базы?

– Это нерадивость во всех звеньях существующей сейчас технологической цепочки. Торги должны проходить в конце года предшествующего году начала строительства. Стройка в нашем климате, по большей части, мероприятие сезонное, а если говорить о строительстве дорог, то сезонное в полной мере. И поэтому в марте уже нужно не просто быть готовым к работе, а начинать строить. Это чисто организационная задача – выстроить правильную цепочку действий и не упускать время.

– Возможно ли в принципе привести в порядок дороги Тверской области или хотя бы города Твери?

– И возможно, и нужно. Не хочу давать оценок предыдущему руководству области, но реакция на этот вопрос Игоря Рудени – особая статья. Обладая энергичным и темпераментным характером, он хочет больше, чем позволяют сегодняшние возможности. Эти возможности он расширяет и увеличивает, пользуясь своими связями на федеральном уровне. Но здесь за ним просто не успевают. Ни коллеги, ни подчиненные. Губернатор вынужден принимать кадровые решения, менять людей на тех, кто будет активнее работать. Поскольку дел в области, и не только с дорогами, невпроворот. Игорь Михайлович уже обозначил эти дела, и если у нас получиться с ними справится, то для региона это будет прорыв. Прежде всего, я говорю о газификации западных районов области. По нашей территории идет столько коммуникаций государственного значения, а мы имеем треть области без газа.

На мой взгляд, необходимо увеличить темпы и качество строительства. Однако нужно помнить, что у строителей сегодня очень тяжелое положение, и говорить, что всё зависит от губернатора, будет неправильно. Есть вопросы, решение которых только в компетенции федеральной власти.

На мой взгляд, сегодня строителей могло бы спасти серьезное снижение процентной ставки по ипотеке. Надо ориентироваться на заработки наших людей, нынешние проценты они просто не тянут. Поэтому у всех строителей сегодня стоят нереализованные квартиры, недостроенные объекты. При снижении процентов по ипотеке заработает стройка, то есть заработают смежники, и это потянет за собой еще минимум десять отраслей.

– А вы не думаете, что квартиры не покупают, потому что в Твери цены завышены?

– Мы мониторили этот вопрос, цены на жилье в Твери не сильно отличаются от соседних областных центров, исключая, конечно, Москву и Санкт-Петербург. По этому показателю мы где-то в середине списка. Трудности заключаются не в стоимости квадратного метра. Нам нужен потенциальный покупатель, а он сегодня зачастую имеет маленькую зарплату и высокие проценты по ипотеке ему не потянуть. Городские и областные власти этот вопрос не решат, это федеральный уровень. Но если президент страны прямо указывает на проблему, то Центробанк затягивает решение, а коммерческие банки откровенно саботируют снижение процентной ставки. Я думаю, что у Путина терпение скоро лопнет. Просто потому, что сегодня стройка – локомотив для многих отраслей промышленности. И она может стать реальным выходом из кризиса.

– В Советском Союзе люди были уверены, что через определенное время они получат свою квартиру…

– Та система была неплохой. Советское государство давало мощную социальную защиту людям, чего сейчас нет. Но с той системой в мировом сообществе было не продержаться, потому что мы были островом в бушующем океане рыночных отношений.

Но переходить к рынку надо было, помня о социальной защите людей, прежде всего пожилых. Я считаю, что мы переборщили с богатыми, с теми, кто разбогатели из ничего. Вчера он был лаборантом, а сегодня – миллиардер. Это необъяснимо. И здесь, конечно, произошли перекосы, которые понять невозможно. Как всенародно построенный «Норильский никель» стал собственностью нескольких людей? И никогда нашим людям не будет понятно, почему у одного зарплата миллион в месяц, а нянечка в больнице получает 11 тысяч. Эту реальность нужно корректировать. Это взгляд человека который жил и при советской власти, и в нынешних условиях.

Уверен, в некоторых отраслях нужно возвращать госмонополию, и такие предложения уже звучат, и с ними начинают соглашаться на самом высоком уровне. В Госдуме на полном серьезе идет разговор о введении госмонополии на алкоголь. Как можно было отдать такую прибыльную отрасль непонятно кому? Отсюда мы имеем и социальные проблемы – алкоголизм, разрушение семей, снижение демографии. Государство может их нивелировать, одновременно получив в свое распоряжение огромный источник дохода.

Калининская область сильнее Тверской

– Социальная несправедливость родилась в 90-х?

– Именно так. Ее породил развал СССР и совершенно чудовищная приватизация. Я считаю, что ее автор, Чубайс, вверг большинство граждан страны в нищету. Граждан богатейшей страны мира! И я уверен, Путин это понимает и предпринимает максимум усилий, чтобы изменить положение. Но ни в коем случае нельзя думать о возврате к прошлому, как предлагают коммунисты. Точнее КПРФ, потому что коммунисты и КПРФ – это две разные вещи.

– Вы говорите о возможном пересмотре итогов приватизации?

– Нет. Прошедшее время уже закрепило несправедливость. Я говорю о том, что некоторые отрасли, которые должны принадлежать всему народу, и которые были приватизированы вопреки интересам государства, должны вернуться в госсобственность. Повторюсь, как может принадлежать частнику «Норильский никель», построенный народом? Как может быть, что сегодня Череповецкий завод, который строил весь народ, принадлежит какому-то Мордашову.

– Велика ли разница в экономическом потенциале Калининской области середины 80-х и Тверской области в конце 10-х годов нового века?

– Если проанализировать картину в масштабах области, то потенциал 80-х несоизмеримо выше. Например, в моем округе четыре района. Самый маленький из них Фировский, где в советское время работали три стекольных завода. Согласен, что их продукция была не слишком конкурентной, но ее покупали. А главное люди были заняты. Сегодня ни одного из этих предприятий нет. В большом Бологовском районе было пять крупных предприятий, сегодня – ноль.

В конце 90-х годов, когда окончательно развалились колхозы и совхозы, люди убежали из сел в поисках работы. Как следствие – закрылись школы, детские сады, больницы, сельские клубы. Опомнились лет через десять, стали придумывать новую концепцию села. Но пока торговались и рядились о пунктах и подпунктах концепции, прошло еще одно десятилетие. Я вижу, как новый губернатор бьется с этим. Но всё, что развалилось за последние 25 лет, собрать заново крайне тяжело. И самое главное – людей на селе уже нет. В один день все не вернешь. Получается тришкин кафтан: в одном месте дыру закрыли, в другом появилась новая.

Хотя жалеть о прошлом и об упущенных возможностях – дело неблагодарное, уверен в том, что людей надо было занять, хотя бы чем-то. Нужно было их удержать на местах, и тогда сегодня нам было бы несоизмеримо легче. Потому что с нашими людьми можно свернуть горы.

Очарование Горбачевым и альтернатива Ельцину

– Вы начали карьеру политика в 1995 году, выиграв выборы в Госдуму. Какой тогда была политическая архитектура России?

– Я шел на выборы вместе с политическим движением «Наш дом Россия». Это была еще не партия в нынешнем понимании, ростки нового партийного строительства в России только начинали появляться. Во втором созыве Государственной Думы огромная сила была у КПРФ. Они позиционировали себя коммунистами, на что я всегда говорил – коммунистами были как раз мы, а КПРФ не смогла унаследовать ничего кроме символики и антуража. КПСС была руководящей партией и отвечала за всё. Та партия воспитывала бойцов, сделавших страну великой. Разумеется, были свои перегибы, но это совсем другой вопрос. Принцип «до основания всё разрушим», заложенный в манифесте, на мой взгляд, был неверен в корне. Никогда не надо рушить до основания, необходимо оставлять фундамент из того хорошего, на котором можно строить новое. Принцип «до основания» привел к тому, что мы потеряли великую страну, и до сих пор не можем восстановить тот фундамент.

– Я правильно вас понял, что процессы середины 80-х годов были неизбежны?

– Кризис СССР очевидно назревал, но сценарий, по которому развивались события, я не принимаю до сегодняшнего дня. Менять было нужно, и менять многое. Во-первых, партия лезла во все хозяйственные дела. Это было неправильно. Если бы она оставила за собой, как ей и было положено, идеологию, кадровые вопросы и прочее, а исполнительная власть четко руководила экономикой, наверное, мы смогли бы дольше продержаться, а может быть и перестроится. Безболезненно, без потрясений, без развала экономики и в конечном итоге страны.

– То есть вы предполагаете, что у нас была возможность китайского варианта развития событий?

– Может быть, даже лучшего, чем китайский сценарий. Потенциал у нас был значительно выше. Нам нужен был не Горбачев, а Дэн Сяо Пин. На мой взгляд, именно президент СССР – человек, который заболтал перестройку, пошел на поводу у западных лидеров, полностью лег под идеологию Тэтчер, которая ненавидела Советский Союз. Хотя СССР ненавидели многие западные лидеры, потому что он действительно был великим.

– Эту оценку вы давали Горбачеву уже тогда или пришли к ней, спустя годы?

– Сначала политика Горбачева нравилась всем. Еще когда он был третьим секретарем. Затем Харьковское совещание, его речь… Казалось, вот приходит новый человек, который сможет изменить жизнь к лучшему. А потом, случилось так, что нутро у этого человека оказалось гнилым. Это стало окончательно ясно в первые годы после развала Советского Союза. С таким пониманием ситуации в стране я и пришел в Государственную Думу.

– Середина 90-х это было время, когда мы только пережили «талонную систему».

– Это было время, когда реально стоял вопрос – сумеем ли выжить. Страна стояла у последней черты. Из того тупика мы вышли, но потом начался глобальный развал всего и вся.

– Перед той последней чертой был панический страх потерять страну?

– Паники тогда не было. Она началась после того, как ваучеры были реализованы, и когда Россия была поставлена перед фактом: подавляющее меньшинство супербогаты, подавляющее большинство – нищие. К тому же Ельцин, честно говоря, не лучший президент для нашей страны. Он начал вовсю заигрывать с иностранными банкирами, по большому счету нами управляли с Запада, внедряя идеалы обезумевшего капитализма. Тогда было очень тяжко. И в это же время яростно сопротивление уходящего строя в лице думского большинства КПРФ, которое откровенно блокировало все предложения правительства.

– В кулуарах московской политической жизни заходили разговоры о фигуре нового лидера, как альтернативе Ельцину?

– Тогда большой силой и популярностью пользовался Виктор Черномырдин. Его правительству банально не давали работать: с одной стороны Ельцин со своими идеями, а с другой – КПРФ с парламентским большинством. До сих пор неизвестно зачем они это делали, цель одна – свалить Ельцина и всё. Даже не для того, чтобы поставить на его место Зюганова. Есть темная история, когда Зюганов, будто бы выиграв выборы, отказался занять кресло президента. Я могу поверить в эту историю, потому что в стране, где создан коллапс, идти и управлять, означает повесить петлю себе на шею.

В первый президентский срок Путину тоже пытались мешать работать, но он сумел выйти из этой ситуации благодаря умению анализировать, умению сплотить вокруг себя людей. Именно это, на мой взгляд, дало нам возможность начать выкарабкиваться из пропасти.

Сегодня ситуация другая – необходимо радикально менять нашу экономическую модель. Увеличить присутствие государства в экономике. В рыночных отношениях ничего от этого не изменится, а улучшение социальной ситуации мы увидим быстро. Сегодня я могу дать оптимистический прогноз на развитие в стране и области.

Семья важнее политики

– На ваш взгляд, влияние и сама фигура депутата Государственной Думы сегодня на том же уровне, как и в 1995 году?

– Разница существенная – у нас во втором созыве было больше полномочий. Мы имели большее влияние на развитие страны, отвечая за него вместе с правительством. Сегодня ничего подобного я не наблюдаю. Веник в отличие от прутиков не сломать. Сегодня все пытаются стать «прутиком», а надо быть «веником», чтобы вместе вести страну к реальному развитию.

– Вы полагаете, что нынешняя нижняя палата менее свободна в принятии решений?

– Нет, вопрос ставится не так. Сегодня депутаты больше занимаются самопиаром – это первое. Второе – они менее нужны правительству, чем были нужны мы. В наше время необходимо было принимать огромное количество законов, в том числе для строительства рыночной экономики. Если сравнить нашу активность и уровень решаемых задач с нынешним созывом Думы, то разница заметная.

– Кресло в Законодательном Собрании после Госдумы многие оценили как шаг Тягунова назад?

– Честно говоря, тогда я пришел к председателю Думы Борису Грызлову и откровенно сказал, что 12 лет живу между Москвой и Тверью, жена в столицу переезжать принципиально не хочет, значит, я должен вернуться в Тверь. Это было в феврале 2011 года. До конца работы V созыва оставалось еще 7 месяцев. Грызлов пошел мне навстречу. Он переговорил с губернатором Зелениным, который тоже поддержал мое решение. Затем я активно включился в избирательную кампанию, и стал депутатом Законодательного собрания.

Повторюсь, несмотря на домыслы о причинах моего ухода из Госдумы, это было исключительно мое решение вернуться домой. Я 12 лет был оторван от семьи – это одна-единственная причина.