«Тверь старинная». Взгляд на наш город и «Европейскую гостиницу» глазами французского писателя, поэта и путешественника в 1861 году
Портал Tverigrad.ru и известный тверской блогер и краевед Игорь Марченкофф представляют девяностый выпуск проекта «Тверь старинная», в котором в фотографиях, изображениях, фактах, историях и легендах показывают, каким город был вчера и каким он стал сегодня.
Сегодня мы в публикации посмотрим на Тверь 1861 года и посетим «Европейскую гостиницу» вместе с французским писателем, поэтом, критиком, историком и теоретиком искусства Пьером Жюлем Теофилем Готье, который в августе – октябре 1861 года прибыл вместе с сыном в Москву, затем отправился в Тверь, а из Твери проехал по Волге до Нижнего Новгорода на Нижегородскую ярмарку.
«Постоялый двор, где я остановился, был размером с дворец – он мог бы послужить караван-сараем для целого мигрирующего племени. Слуги в черном с белыми галстуками приняли меня и с английской серьезностью проводили в огромную комнату, в которой парижский архитектор без труда разместил бы целую квартиру. Я шел по коридору, длиною своею напоминавшему монашеские кулуары Эскориала.
В столовой свободно можно было устраивать прием на тысячу человек. За обедом в нише окна, где стоял мой стол, я прочел на уголке салфетки гиперболическую, сказочную цифру “три тысячи двести”».
«Европейская гостиница» располагалась на Почтовой площади до 1896 года, затем там была губернская земская управа, а ныне в нем находится правительство Тверской области. Можно сказать, что инвентарный номер на салфетке в столовой свидетельствует о масштабе гостиницы и ее комфортабельности.
«Не считая меня и нескольких военных в соседней нише, из которой, нарушая тишину, неслись смешки, взрывы разговора и бряцание сабель, постоялый двор мог показаться совершенно пустым. Большие собаки с тем же скучающим видом, что и в Экс-ла-Шапели, о чем говорит Генрих Гейне, меланхолично прогуливались меж столов, как по улице, в ожидании, что им бросят кость или приласкают. Из далеких кухонь приходили изможденные служители и со вздохом роняли на скатерть наполовину остывшие блюда.
С балкона моей комнаты была видна главная площадь Твери, откуда звездой расходились лучи улиц. В одном углу виднелась яркая вывеска балагана бродячих артистов. Оттуда доносилась резкая, пронзительная музыка, перед которой французским писателем зеваки не в силах устоять в России, так же как и в любой другой стране».
Тут Готье продолжает рассказывать о Почтовой площади (ныне – площади Михаила Тверского), на которой в те времена стоял шатер-балаган бродячих артистов. В основу плана застройки Твери положена трехлучевая система. Большая перспектива (улица Миллионная, ныне – Советская) завершалась Спасо-Преображенским собором. Малые перспективы создавались боковыми улицами Косой Новоторжской (ныне – Новоторжская) и Косой Новгородской (ныне – Вольного Новгорода). Только с балконов номеров гостиницы «Европейская» было возможно увидеть планировку Почтовой площади и Спасо-Преображенский собор.
«Вдали, над городом, на фоне неба прямо перед моими глазами вырисовывался церковный купол и луковицеобразные маковки с золотыми крестами и цепями. По обе стороны от церкви выстроились фасады красивых домов, проносились запряженные породистыми лошадьми мастерски слаженные дрожки, экипажи стояли на площади, а мужики, еще одетые в тулупы, устраивались поспать на нижних ступенях лестниц.
Я спустился к площади, направляясь в сторону реки без проводника и не спрашивая, куда идти, полагаясь на свое инстинктивное знание планировки города, которое редко обманывает опытных путешественников.
Большая улица выглядела претенциозным подражанием санкт-петербургскому проспекту, то эта, менее шумная и удаленная от центра, имела типично русский вид. Деревянные дома, выкрашенные в разные цвета, зеленые крыши и крашеные дощатые заборы тянулись вдоль улиц. Из-за оград виднелись верхушки деревьев в ярко-зеленой листве. Сквозь низкие квадраты окон смотрели на улицу комнатные растения, которые здесь разводят во множестве для того, чтобы люди у себя дома иногда могли забыться и не чувствовать, что на дворе шесть месяцев подряд стоит снежная зима. Несколько женщин босиком возвращались с реки с узлами белья на голове, крестьяне, стоя во весь рост на телегах, погоняли косматых лошадей, тащивших дрова с береговых складов».
«У весьма крутого берега, где дрожки и повозки носились со стремительностью, способной напугать парижских кучеров и лошадей, возвышались трубы маленьких пароходов флотилии, принадлежавшей компании “Самолет”.
Еще неглубокая река в этой части не пропускает больших пароходов. Я купил билет, так как пароход мой должен был отправляться ранним утром следующего дня, и продолжил прогулку по берегу реки. Темная вода, словно черное зеркало, отражала великолепие сумерек, еще более сгущая их волшебную темень.
Противоположный берег, окутанный надвигающимися сумерками, выступал, будто длинный мыс в океане света, и трудно было отличить небо от воды…».
«Пришло время возвращаться на постоялый двор, следуя примеру слетавшихся к гнездам ворон. Небо медленно угасало. Еще прозрачная темнота окутывала предметы так, что контуры их исчезали, но сами они оставались видимыми, совсем как на замечательной виньетке из иллюстраций к Данте, сделанных Гюставом Доре, где художник так превосходно отразил поэзию сумерек.
Перед тем как лечь спать, я постоял немного на балконе, чтобы выкурить сигару (в России запрещается курить на улицах) и полюбоваться на великолепное небо, яркие звезды которого напоминали мне небо Востока. Никогда в небесной ночной синеве я не видел такого множества звезд. На неизмеримую глубину эта пропасть, словно солнечной пылью, была усеяна звездами. Млечный Путь с поразительной четкостью вычерчивал свои серебряные изгибы…».
КОММЕНТАРИИ 0 Войти