Борьба на рубеже: как тверские медики воюют с COVID-19 за дверями реанимации

Главный реаниматолог региона Максим Петрушин рассказал, что чувствуют люди на ИВЛ, как медсёстры переворачивают пациентов под наркозом и какую пользу COVID принёс медицине.

Ровно год прошёл с официального провозглашения коронавирусной эпидемии пандемией. На сегодня в Тверской области заражённых почти 36 тысяч человек. Более 33 тысяч успешно оправились от инфекции. При этом число погибших уже приближается к 700 человек. На границе жизни и смерти дежурят реаниматологи.

Весной 2020 года их задача усложнилась. Спасать людей пришлось от неизученного вируса, на глазах «поедающего» пациентов. О том, как медики воюют с коронавирусом за дверями реанимаций, Tverigrad.ru рассказал главный внештатный анестезиолог-реаниматолог минздрава Тверской области, заведующий отделением анестезиологии и реанимации областной клинической больницы Максим Петрушин.

О коронавирусе он знает немало. В отличие от многих экспертов, комментарии которых сегодня часто можно встретить в сети, Максим Александрович не теоретик, а практик. Врач работает с тяжёлыми больными с самого начала пандемии.

– В моём подчинении находятся все отделения реанимации Тверской областной больницы. Их сейчас 4. Плюс служба санавиации, – начинаем знакомство с врачом.

«Мы сильно ошибались»

Первого тяжёлого пациента с COVID-19 областная больница приняла 10 апреля 2020 года. Тогда ещё не были понятны будущие последствия пандемии.

– Изначально мы планировали, что будет не более 100 тяжёлых пациентов. Мы не думали, что дойдёт до таких масштабов. Были уверены, что не дойдёт до второй волны, и к июню всё закончится. Когда уже пошёл счёт на тысячи, мы поняли, что сильно ошибались,

– рассказывает реаниматолог.

Областную больницу из многопрофильной перепрофилировали в инфекционную. Этому предшествовала долгая, серьёзная подготовка. Медучреждение переоборудовали таким образом, чтобы внутри неё не было распространения коронавируса, чтобы были соблюдены противоэпидемические меры. К встрече пандемии больница была хорошо оснащена: не было недостатка в людях, медикаментах и оборудовании. И в этом большая заслуга руководства больницы. Тогда, напомним, главврачом ОКБ был Сергей Козлов.

– Мы начали активно готовиться к приёму пациентов с марта. В Россию-то эпидемия пришла позже, в Европе она уже во всю бушевала. Европейские производители к тому времени были ориентированы только на внутренний рынок. Мы хотели закупить зарубежное оборудование, но оно просто перестало поставляться в Россию. Наши промышленники большие молодцы. Они быстро запустили производство аппаратов ИВЛ весьма неплохого качества, – продолжает Максим Петрушин.

В конце лета многие жители Тверской области решили, что худшее позади и скоро мы вернёмся к обычной жизни. Но, как оказалось, забывать о COVID-19 было рано. В сентябре нас ждала вторая волна всемирной эпидемии.

– Особенно мне запомнилось 25 сентября. В этот день количество пациентов, которые начали к нам поступать, резко возросло. Люди вернулись из отпусков, расслабились, перестали соблюдать масочный режим, школьники пошли в школы, студенты в университеты… Помню, как иду на работу и вижу огромную вереницу машин скорой помощи. Последний раз я такое видел в мае. Но самый пик был, конечно, в декабре. В этом месяце ни у кого не осталось знакомых или родственников, кто бы не умер от коронавируса, – делится воспоминаниями Максим.

Но Тверская область была готова к такому росту заболеваемости. В регионе спешно разворачивались инфекционные госпитали. Уже к концу 2020 года в регионе было введено более 2,5 тысяч коек для пациентов с COVID.

В отделении реанимации ОКБ на данный момент находится 34 тяжёлых пациента с COVID-19 – к счастью, заняты далеко не все места. Общий коечный фонд реанимации в областной больнице насчитывает 80 коек. Для сравнения, до COVID в ОКБ было 24 койки реанимации.

– В самый пиковый месяц декабрь в нашем отделении находилось до 60 человек. Бывало, что за сутки поступало 12 тяжёлых больных. Для сравнения, вчера поступило 3 человека. Стоит учесть, что госпитали в регионе постепенно сворачиваются, и часть тяжёлых пациентов мы берём к себе,

– объясняет Максим.

«Люди падали в обморок»

До того, как началась пандемия, он в основном работал с больными пневмонией. Когда же к ним начали попадать заражённые COVID-19, ему и его коллегам не пришлось кардинально менять тактику и подходы к терапии.

– Единственное, что отличало новых пациентов от старых, – они были заражены инфекцией, относящейся к категории особо опасных. Пришлось работать в средствах индивидуальной защиты, как космонавты. Поначалу было непривычно, страшно. Никто не умел надевать эти костюмы. Но за год привыкли. Вот, я сейчас сижу перед вами без костюма и как-то дискомфортно, – смеётся Максим.

Медики упаковываются по полной, чтобы не было никаких открытых участков тела. Иначе они рискуют сами оказаться в ряду заражённых. Бахилы, респираторы, очки, две пары перчаток, защитный костюм… «Было очень тяжело летом, когда стояла жара. В плотных непроницаемых костюмах люди даже падали в обморок», – говорит Максим.

В «красной зоне» медики работают 6 часов, после чего есть возможность отдохнуть. Уходя на перерыв, они снимают защитный костюм (использованные средства индивидуальной защиты уничтожаются), отправляются в душевую, а после получают новый комплект чистой одежды. Этот перерыв просто жизненно необходим – можно поесть, попить, сходить в туалет. Во время нахождения в «красной зоне» всего этого сделать нельзя.

– В самом начале пандемии смена длилась у нас по 8-12 часов, начинаясь с 8 утра. Не так давно мы вышли на 6-часовые смены, – рассказывает Максим. – Медики ведь не лежат на диванах, они работают, всё время на ногах, постоянно находятся возле пациентов. И мы поняли, что больше 6 часов у человека падает КПД, эффективность снижается.

«Молодые ребята к нам попадают тоже»

Эксперт сказал, что сегодня уже сложно описать типичного пациента реанимации. «Основная часть больных с тяжёлым течением – это, конечно, люди старше 65 лет, с ожирением, сахарным диабетом и сердечной недостаточностью. Но во вторую волну мы увидели и тяжело болеющих 40-летних пациентов, 35-летних. Самый юный пациент – парень 18 лет. У него было 100-процентное поражение лёгких. Парень долго находился в реанимации, потом мы его выписали. Болезнь у молодёжи протекает не с таким большим количеством осложнений, но всё же молодые ребята к нам попадают тоже. И это ещё один повод сделать прививку от коронавируса, – уверен реаниматолог.

Вакцина – это единственный надёжный способ избежать осложнённого течения заболевания, объяснил эксперт. «Многие говорят, что проведены не все три клинические испытания вакцины. Это заблуждение. Третья фаза уже проведена. Об этом была публикация в медицинском журнале «The Lancet»», – добавил Максим Петрушин.

По словам врача, в основном в реанимацию попадают пациенты, испытывающие сильнейшую слабость из-за нехватки воздуха. Их лёгкие заполняются жидкостью и теряют способность доставлять кислород в кровь. Это может привести к сепсису – воспалению и отказу внутренних органов, в том числе сердца. Чтобы этого не произошло, пациентов подключают к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Он берёт на себя функции дыхательной системы.

Существует два вида аппаратов ИВЛ: неинвазивный и инвазивный. В первом случае на лицо больного накладывают маску, подключённую к резервуару с кислородом и системе подачи воздуха. К такому аппарату подключено большинство пациентов.

Если неинвазивный аппарат ИВЛ не помогает восстановить кислородный баланс, пациента интубируют. Для этого врач вводит в трахею больного трубку. Это можно делать через нос, рот и в некоторых случаях через трахеостому – полость в трахее, которую врач создаёт во время хирургической операции. Больному также вводят препараты, которые расслабляют диафрагму и другие мышцы, участвующие в процессе дыхания.

Пациент, подключённый к ИВЛ инвазивно, не может говорить, есть или пить. Его кормят через трубки. Чаще всего больных вводят в искусственную кому. В таком состоянии они могут провести несколько недель.

– Люди находятся на искусственной вентиляции лёгких разное количество времени. Кто-то 3 дня, кто-то неделю. У нас была пациентка, которая находилась на ИВЛ 140 суток. И мы её выписали домой,

– вспоминает Максим.

За работой аппарата и состоянием больного следит медперсонал – одна медсестра или медбрат на нескольких пациентов, в зависимости от загрузки реанимационного отделения. Специалисты определяют объёмы подаваемого воздуха, процент содержания кислорода в нём и другие параметры. Настройки зависят от причины, по которой пациент оказался на ИВЛ. Они будут разными, например, для больных с хроническими заболеваниями.

Если ИВЛ не помогает, пациента подключают к прибору для экстракорпоральной оксигенации (ЭКМО). Он включает насос, который перекачивает кровь из сосудов человека в газообменное устройство и обратно, помогая насытить её кислородом.

Ангелы забвения

Задача реаниматолога – поддерживать жизнь пациента, а нередко и буквально вырывать больного из лап смерти. То, что происходит в реанимации, пациент не помнит. После пробуждения он не понимает, где находится. «Приходится говорить людям, какое сейчас число или месяц», – смеётся Максим. Эксперт пояснил, что анестезия вызывает потерю рецепторов памяти в головном мозге. Кроме того, у человеческой психики от природы есть защитные механизмы. Они направлены на уменьшение отрицательных и травматичных переживаний.

– Так получается, что все больные знают о заслугах врачей, но никто не знает о заслугах реаниматологов. Потому что пациент не помнит, что он находился в реанимации. Тот титанический труд, который был потрачен на спасение человека, остаётся незаметен, – вздыхает Максим. – Но мы уже с этим смирились.

Когда пациент сам может поблагодарить реаниматолога, сказать ему «спасибо» – это, по словам Петрушина, самое лучшее, о чём они сегодня могут мечтать.

Некоторые пациенты в отделении реанимации лежат на животе. Переворачивать их совсем непросто, особенно когда человек весит за 100 килограммов. Для этого специально был разработан метод «сендвича». Пациента накрывают простынёй, затем скручивают её по краям вместе с нижней простынёй, и несколько медиков переворачивают больного, который находится в бессознательном состоянии. «Это командная работа. Смещение какого-либо катетера может привести к неблагоприятному событию. Мы всё это отрабатывали множество раз на себе – переворачивали друг друга», – рассказывает Максим.

Завотделением поблагодарил всех добровольцев, которые работают в «красной зоне».

– Большим открытием для меня стали многие молодые врачи. Да, всем было страшно. В других больницах многие отказывались работать. И я их прекрасно понимаю. Мы все знали о летальных исходах среди врачей. Я помню этот день. Я сказал: «Мне нужны добровольцы», оставил бумагу на столе и ушёл. Когда вернулся, увидел огромный список добровольцев. Все они понимали, что «надо». Это наша работа и мы на это учились. В больнице из-за дефицита кадров впервые ввели такую должность – врач-стажёр. Многие ординаторы пришли на эту должность и показали себя большими молодцами. Очень хорошо себя показали студенты 5-6 курсов. Огромное им всем спасибо!

И в завершении нашей беседы, главный внештатный анестезиолог-реаниматолог минздрава Тверской области ответил на вопрос – какую пользу пандемия COVID-19 принесла медицине?

– Во-первых, произошло сплочение коллектива и создание очень интересных команд. Ребята профессионально очень выросли: и руками поработали, и принятие решения у них стало очень быстрым. Во-вторых, произошло объединение всей мировой медицинской общественности. Когда всё только начиналось, мы постоянно общались с коллегами из Москвы, Питера, Новосибирска… Интересовались, что нового они попробовали в лечении больных. Я общался с итальянскими коллегами, они рассказывали, как всё происходит у них. Все публикации в интернете, которые раньше были платными, открыли. Чтобы вы понимали, раньше обычная статья в медицинском журнале стоила порядка 20 долларов. Сейчас все они бесплатны. В сети много различных курсов, мы можем постоянно обучаться.

Читайте также: Безумный тайфун коронавируса: врач подвела итоги года пандемии в Тверской области

Фото: из личного архива Максима Петрушина